«Если говорить о языковых нововведениях, связанных с политкорректностью, то это относительно недавнее явление. Но вообще борьба с теми или иными словами или, напротив, за какие-то слова происходила и раньше», – сказал газете ВЗГЛЯД лингвист Максим Кронгауз, комментируя запрет на использование определенных слов в школьных тестах, введенный американскими чиновниками.
Департамент образования штата Нью-Йорк разослал работникам школ список из 50 слов, которые, согласно решению департамента, не должны употребляться в тестах, предлагаемых ученикам начальных классов. Среди слов, попавших под запрет, обнаруживаются такие, как «динозавр», «Хэллоуин», «день рождения», «бедность», «рабство», «терроризм», «развод», а также названия различных болезней. «Динозавр», по мнению чиновников департамента, может смутить тех, кто не верит в теорию эволюции, «день рождения» может оказаться неприемлемым для детей из среды свидетелей Иеговы, так как представители этого религиозного течения не отмечают дней рождения, а «Хэллоуин» – это рискованная отсылка к язычеству. «Рабство» может оскорбить маленьких афроамериканцев, «развод» – травмировать учеников из неблагополучных семей, и так далее. Что можно сказать о такого рода мерах с точки зрения языковой политики, лингвистики, социологии и здравого смысла? Об этом газета ВЗГЛЯД попросила высказаться известного лингвиста, доктора филологических наук Максима Кронгауза.
«Если мир станет тотально толерантным и все мнения будут уравнены в правах, то ситуация станет чудовищной»
ВЗГЛЯД: Ограничения на использование слов вводятся, как утверждается, для того, чтобы не задевать чьи-то чувства. Достижимы ли благие этические цели с помощью таких методов?
Максим Кронгауз: Здесь есть два соображения. Первое заключается в том, что язык в целом мудрее нас, и «вымарывание» слов, как правило, приводит не к их устранению, а к каким-то непредсказуемым изменениям в языке, отличным от тех результатов, которых ожидают авторы запретов. Такие запреты вводились уже неоднократно по разным поводам, в частности, это касалось и упоминания террористов. Но когда мы пытаемся менять язык, мы не очень представляем себе последствия. Есть и второе соображение. Новость о списке слов, запрещенных к использованию в школьной практике, при беглом ознакомлении выглядит верхом идиотизма, и мы вообще часто издеваемся над подобными распоряжениями. Но в действительности в них, если разобраться, иногда все-таки обнаруживается рациональное зерно.
ВЗГЛЯД: Какое, например?
М.К.: Понятно, что детям определенного возраста совершенно не обязательно знать все слова русского или английского языка. В том, чтобы избегать, скажем, брани или непристойностей, нет ничего дурного. Важно, кто вводит запрет, на кого он распространяется и чем мотивируется. В данном случае речь о том, чтобы не использовать определенные слова при составлении тестов, то есть это очень локальный запрет, и, вообще говоря, он ни на что не влияет. Ну, не будет в тестах задач о динозаврах, и что? А если бы не было задач о собаках? Как правило, реакция на такие явления всегда немного преувеличена. Подозреваю, что на самом деле это какая-то очень мелкая, незначительная директива.
ВЗГЛЯД: Однако в США она вызвала крайне отрицательную и скептическую реакцию у очень многих людей, в том числе у работников сферы образования.
М.К.: Такая реакция естественна, поскольку, повторяю, данное решение в том виде, в котором оно фигурирует в новостях, действительно выглядит полным идиотизмом. А когда принимается какая-то странная мера, всегда начинаются протесты – такое противоборство в порядке вещей.
ВЗГЛЯД: Высказывается мнение, что как раз из тестов слова, относящиеся к тем или иным непростым реалиям, убирать не нужно, коль скоро это тесты на кругозор, уровень знаний, интеллект и общее развитие.
М.К.: Мнение, несомненно, разумное. Вообще-то в США, насколько я знаю, вполне приняты дискуссии на большинство соответствующих тем, скажем, о том же происхождении видов. Если кто-то упоминает динозавров, а кто-то другой придерживается креационистских взглядов, то он об этом и заявляет. Думаю, что американское общество вполне свободно в том, чтобы опротестовать решение нью-йоркских чиновников. И противодействие со стороны других сообществ, действующих в сфере американского образования, обязательно последует.
ВЗГЛЯД: Попытки контролировать словоупотребление с помощью директив или общественных кампаний могут привести к реальной утрате и замене слов?
М.К.: Такое иногда бывает, особенно в некоторых областях языка. Например, мы знаем, что «выдавливанию» и замене хорошо поддаются публичные обращения. В нашем обществе так произошло с обращениями «господин» и «госпожа», «сударь» и «сударыня», которые после революции 1917 года не то чтобы совсем исчезли, но были вытеснены. А после перестройки, соответственно, стало вытесняться обращение «товарищ».
ВЗГЛЯД: Действия тех или иных органов, посвященные «отмене» одних слов и введению других, – это новая практика, начавшаяся в XX веке, или она имеет более давние традиции?
М.К.: Если говорить о языковых нововведениях, связанных с политкорректностью и особенно с ее гендерной составляющей, то это относительно недавнее явление. Но вообще борьба с теми или иными словами или, напротив, за какие-то слова происходила и раньше. Скажем, после Великой французской революции специальным декретом Конвента из языка были удалены слова «месье» и «мадам», которые заменили на «гражданин» и «гражданка». Другое дело, что действие этого постановления оказалось недолгим.
ВЗГЛЯД: Усилия тех, кто культивирует различные табу, связаны с желанием предотвратить межгрупповые конфликты, нивелировать мировоззренческие противоречия. Но осуществима ли такая задача в принципе?
М.К.: Мы действительно живем в условиях очень острой борьбы между разными культурами и разными взглядами. Поэтому мы и наблюдаем, как современный мир бросается из одной крайности в другую. Скажем, актуален вопрос о том, надо ли преподавать только научные теории или в образовательной программе должно найтись место также для других систем мировоззрения. Это, как известно, коснулось и нашей страны, были суды, была дискуссия о том, должна ли в рамках курса естествознания преподаваться только теория Дарвина. Если мир станет тотально толерантным и все мнения будут уравнены в правах, то ситуация станет чудовищной. Конечно, мир до этого не дойдет, поскольку полное равноправие всех без исключения воззрений невозможно. Идея политкорректности, доведенная до предела, приводит к некой дискриминации большинства. Все-таки большинство вырабатывает некие общепринятые точки зрения, пусть и неподдающиеся стопроцентно убедительному обоснованию. Вопрос заключается в том, ориентируемся ли мы на большинство, пусть и уважая при этом мнения меньшинств, или же мы одинаково уважаем любое мнение независимо от его разумности и от количества его сторонников. Второй путь тупиковый, поскольку в этом случае мы не можем вступать ни в какие дискуссии.
Источник: http://www.vz.ru/culture